Катерина Гордеева:Памяти Екатерины Гениевой. «Умирать не страшно.Страшно отвечать на вопросы. Крокодиловы слёзы Екатерины Гениевой Это история о профессионализме
В Израиле на 70-м году жизни умерла директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М. И. Рудомино Екатерина Гениева. Об этом ТАСС сообщил директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак. Он напомнил, что она долго болела. "Уже позавчера к ней ездили прощаться коллеги, друзья", - рассказал Бак.
В недавнем интервью "Медузе" Гениева рассказала, что у нее четвертая стадия рака, первой болезнь заметила портниха, которую насторожило изменение формы тела клиентки, а в Израиле она лечилась, поскольку израильские врачи не запрещали ей работать и "у них есть отношение к болезни не как к терпению", они старались максимально облегчить боль. "Я ни из чего не стала делать секрета: ни из диагноза, ни из стадии. Я не изменила свой образ жизни, я работаю так, как я работала", - сказала она.
В этом же интервью она рассказала, как Министерство культуры попросило ее закрыть Американский культурный центр, что борьба за него продолжается и что для защиты центра она писала президенту Владимиру Путину, призывая его к диалогу.
Советник президента по культуре Владимир Толстой сказал ТАСС, что Гениева была одним из ведущих специалистов по зарубежной литературе. "Мы сотрудничали и дружили очень давно. Она была в жюри нашей премии "Ясная Поляна" в номинации "Иностранная литература". Екатерина Юрьевна давно болела. Она была мужественным человеком, до последнего работала, виделись с ней совсем недавно, на книжной ярмарке на Красной площади", - рассказал он.
Министр культуры Владимир Мединский назвал смерть Гениевой большой утратой для русской культуры.
Екатерина Гениева родилась 1 апреля 1946 г. в Москве, окончила филологический факультет МГУ. В 1972 г. она пришла на работу в Библиотеку иностранной литературы, в 1993 г. возглавила это учреждение.
"Екатерина Юрьевна была человеком с блестящим образованием и редкими качествами. Талантливый организатор и большой ученый, за 20 лет ей удалось создать уникальную библиотеку, равной которой в своей сфере нет в мире", - цитирует "Интерфакс" телеграмму соболезнования министра. - Мы много спорили, но и много работали вместе с Екатериной Юрьевной, которая активно участвовала в разработке государственной стратегии библиотечного дела, вела многочисленные международные проекты, была одаренным переводчиком английской литературы, непревзойденным знатоком Джойса".
"Это очень трагическая для меня новость. Екатерина Юрьевна Гениева - выдающийся библиотекарь, человек, который унаследовал традиции Маргариты Рудомино и осознавал, как развивать библиотеку в XXI в. Ее нравственный авторитет укреплял все библиотечное сообщество. Она была замечательным товарищем, ее дружеская и профессиональная поддержка была значима для многих, в том числе и для меня лично", - заявил замминистра культуры Григорий Ивлиев. Он напомнил, что Гениева внесла огромный вклад в развитие библиотечного дела, "в перевод на русский язык авторов из большинства стран мира и в перевод нашей литературы на все языки".
Мы сговорились, что она напишет предисловие к новому изданию “Победить рак”: “Мне есть что сказать, по этому поводу, я обязательно напишу, вот сейчас вернусь из поездки, когда крайний срок?”, – спрашивала она. Я отвечала: “Екатерина Юрьевна, есть еще время”. – “Катюнечка, – да, она именно так говорила, – Катюнечка, времени никогда нет”.
…Мы познакомились полтора года назад. Через пару недель после того, как ей поставили диагноз. “Прочтите, пожалуйста, ”Открытую лекцию”, – попросила я ее в письме. Через несколько минут в ответном письме она прислала свои свободные даты. И полтора часа рассказывала переполненному залу об отце Алексендре Мене и академике Андрее Сахарове, об отце Георгии Чистякове и Людмиле Улицкой, о Пастернаке и Лермонтове, о великой библиотеке Марии Федоровны и крошечной – в средне-русском захолустье, куда единственная сотрудница просила Гениеву привезти сказки Чуковского, потому что прежняя книжка истрепалась.
Это был апрель 2014. Страх начавшейся войны еще не был никем до конца осознан. И люди, задавшие Гениевой вопросы после лекции, спрашивали не про библиотеки, а про жизнь: “Вы знаете, я не могу разобраться в том, что происходит, как мне отличить правду от неправды? Как не бояться”, – спрашивала женщина из зала. Екатерина Юрьевна, не дрогнув бровью, отвечала: “А бояться никогда не надо, надо верить себе”. И отвечала втрое больше положенных получаса. А в зале сидели ее муж Юра и дочь Даша. И я видела, как они волновались. И как держали друг друга за руку, чтобы не прервать ее, не остановить, не намекнуть на болезнь как на невозможность жить и действовать в том темпе, в котором она привыкла.
“Катюнечка, у меня есть одна идея”, – так начинались ее звонки. Из Лондона, из Берлина, из Ульяновска и Новосибирска. Иногда – из Израиля, куда она исчезала на химиотерапии и операции. И никто, кроме самых близких, никогда не знал, чего ей все это стоит.
…“Катюнечка, никак не могу понять перспективы. И еще очень тревожно, что все вокруг меня ограничивают: это нельзя, то не рекомендуется. Очень не хотелось бы останавливаться”, – сказала она мне через месяц, когда мы встретились снова. Московский вокзал Санкт-Петербурга. Назавтра – лекция о месте библиотеки в современном мире. Но в питерские библиотеки читать эту лекцию Гениеву не пустили: в своей Иностранке она только что принимала Конгресс интеллигенции, где собирались те, кто против войны, кто не принял “Крым-наш”. И дружить с Гениевой “системным” людям стало опасно.
Свою лекцию Екатерина Юрьевна читала в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме. И была безупречна. Вечером мы ужинали и обсуждали наполеоновские планы библиотечной реформы, просвещения, распространения книг, “Открытые лекции” по всей России. Она мечтала участвовать во всем. И, когда у “Открытой лекции” возникали проблемы то в одном, то в другом российском городе, отважно бросалась на помощь. Впрочем, мы старались не рассказывать ей о проблемах.
Екатерина Гениева на «Открытой библиотеке». Санкт-Петербург, июнь 2015-го
Фото: Андрей Мишуров / «Открытая библиотека»
Сколько всего она успела за эти полтора года я, если честно, не могу себе представить: я за ней никогда не поспевала.
Две недели назад она снова приехала в Питер. Участвовать в “Диалогах” Открытой библиотеки. Защищать “Династию”, Американский культурный центр в “Иностранке”, право на образование и просвещение граждан своей страны. И делала это, как всегда, бесстрашно. И, в отличие от меня, пессимистично бубнившей: “большей половине граждан страны все, о чем вы говорите, неважно, не нужно”, страстно отвечала: “Катюнечка, вы не правы, просвещение – оно как воздух, этим нельзя пренебречь. Просто это очень долгий и кропотливый труд”.
Для интервью встречались в холле гостиницы. До меня – две встречи, после – еще четыре. “Вы всего лишь семь встреч назначили на один день?” – попыталась пошутить я. “Да, стала уставать”, – совершенно серьезно ответила Гениева. Ближе к концу интервью к ней уже стояла очередь из пришедших на встречу. А вечером полтора часа Диалогов Гениева как ни в чем не бывало держала свою королевскую осанку и говорила емко и точно, страстно, со знанием дела и болью о нем.
Вечером ужинали в огромной компании. Она – в тоненьком платье безупречного фасона. Черт его знает, почему весь вечер все только и спрашивали ее: “Екатерина Юрьевна, вам не холодно?” – “Что вы! Мне – изумительно”, – отвечала невозмутимо. Когда я провожала ее к машине, поняла, ей было скорее жарко: так действует “химия”, так действует болезнь. Но она ни слова об этом не сказала.
“Целую, целую, ни в коем случае не провожайте, я сама прекрасно дойду. Детям привет. Я позвоню, у меня есть пара идей, которые мы должны вместе реализовать, это очень важно”, – сказала она нам с мужем. Больше мы не виделись.
Из-за марафона на следующее утро Питер был перекрыт. Она приняла решение идти пешком до вокзала. Из поезда домой, потом в аэропорт, в самолет, в Израиль и там – в больницу она уже переезжала в инвалидном кресле. В оставленной ею Москве, в библиотеке, которой она руководила без малого четверть века, началась очередная проверка…
Наше с ней интервью все это время ждало правки и “висело” в неотправленных сообщениях моей почты. Неделю назад почему-то само собой отправилось редактору “Медузы” Кате Кронгауз. Екатерина Юрьевна прочла его задним числом и была довольна, даже умудрилась написать письмо. Как? Какой силой? Не представляю. И даже смогла пару раз позвонить и уточнить: сделали ли мы то-то и то-то, позвонили ли тому-то, как дела, как дети, как Коля?
А потом уже ее бесценный муж и самый замечательный на свете муж, Юрий Беленький, присылал сводки об оставлявших ее силах. И подписывался нежнейшей из подписей: Юра Катин.
Екатерина Юрьевна Гениева ушла как уходят великие люди. В кругу семьи, с невыключающимся телефоном, в делах.
…У нашего младшего сына придуманная ею и сделанная по ее заказу крестильная рубашка голландского кружева (“у моей пра-пра-прабабушки, Катюнечка, была такая, можете себе представить?”), у меня на окне придуманная и сделанная по ее заказу икона святых Катерины и Николая, подаренная ею нам на свадьбу, куда она не успела из-за бесконечности библиотечных дел (“это, пожалуй, единственное, о чем я жалею, что не успела в этом году”).
…В ночь, после того, как ее не стало, мне приснилось, что спрашиваю: “Екатерина Юрьевна, страшно ли умирать?” А она отвечает: “Умирать – не страшно. Страшно отвечать на вопросы”. Проснувшись, подумала: если ей страшно, то каково должно быть всем нам? Как быть достойными ее? Как оправдать это счастье полутора лет дружбы? Как не подвести и реализовать миллион оброненных ею в нас великих идей?
… Утром, когда Екатерины Юрьевны уже не было на свете, ее подруга Людмила Улицкая получила из Тамбовской области письмо, адресованное Гениевой: просили помочь с книгами для детских библиотек детского интерната, нескольких школ для детей с задержкой психического развития…
На прощании с Екатериной Юрьевной Гениевой будет стоять ящик для пожертвований на эти книги. Постарайтесь, пожалуйста, опустить туда деньги.
Долго болела, боролась с раком Екатерина. Но не суждено было прожить дольше. Теперь в ВГБИЛ всё будет явно по-другому. Будут ли теперь организовываться вечера, посвященные отцу Александру Меню, неизменно собиравшие полный просторный зал Библиотеки, где когда-то, в конце 1980-х, выступал и он сам? или вечера памяти о. Георгия Чистякова?.. Боюсь, что вопрос риторический.Вот последнее интервью с ней, опубликованное неделю назад.
Волна борьбы с «западными агентами» коснулась даже Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы - Министерство культуры РФ «попросило» закрыть Американский культурный центр. Специально для «Медузы» журналист Катерина Гордеева поговорила с Екатериной Гениевой, которая возглавляет библиотеку с 1993 года, - о деятельности Министерства культуры и российской шпиономании, а также о четвертой стадии рака, решительности и ожидании смерти.
- Требования к государственным образовательным и культурным проектам становятся все более и более жесткими. На этом фоне библиотека иностранной литературы смотрится почти вызывающе: конгресс интеллигенции, книги о толерантности, концерты Макаревича, полтора десятка культурных центров иностранных государств, которые располагаются на вашей территории. В скольких вы шагах от того, чтобы стать иностранным агентом?
Я руковожу библиотекой почти четверть века. Надеюсь, мы не можем стать иностранным агентом, поскольку мы, все-таки, государственная структура. Но если смотреть на это с точки зрения нынешнего обостренного квазинационального сознания, то, конечно, мы - крупный иностранный агент. Четырнадцать международных культурных центров иностранных государств, в числе которых, страшно сказать - а-ме-ри-кан-ский. Впрочем, до сего дня ни для меня, ни для Библиотеки никаких драматических последствий всего этого еще не случилось.
- То есть, слухи о том, что Американский центр закроют остались слухами?
Это не быстрый процесс.
- То есть, это не слухи?
Понимаете, идет схватка. И исход ее пока неясен. Когда из министерства культуры поступила просьба о закрытии Американского центра, я сказала: «Хотите закрыть - ради Бога, закрывайте. Но прежде дайте мне официальную бумагу о том, что „в связи с напряженными отношениями между двумя государствами, мы решили“. Тогда уже мы будем про это говорить в другом месте и в другой тональности». Никакой бумаги, естественно, мне никто не дал. Но и решения о закрытии Американского культурного центра никто ни в каком письменном виде никогда не видел.
Вся эта история с решением или не-решением о закрытии развивается замысловато: вызвали кого-то из моих заместителей в министерство культуры и сказали, что «Вот, надо закрыть Американский центр». На что мои заместители сказали «Это к Екатерине Юрьевне». Екатерина Юрьевна позвонила в министерство культуры своим кураторам и спросила, что это все означает. Мне ответили, что было принято решение на очень высоком уровне. Я спросила «Нельзя ли узнать, на каком?» Ответа не последовало. На этом все зависло и висит до сих пор.
- О вас лично речи не шло?
Были не самые приятные разговоры: «Если вы не подчинитесь, то мы вас уволим». Я говорю «Что значит уволите?» И опять ответа не последовало. Зато последовал очень любопытный разговор с министром культуры. Господин Мединский мне в личной беседе дважды сказал «Я вам никаких указаний закрывать Американский центр не давал». Ну, вот, дальше, что называется, без комментариев.
Так что, на сегодняшний день, Американский культурный центр работает в прежнем режиме. И хотя люди, которые передавали требование закрыть Центр, говорили, что закрыть надо к 28-му мая (почему?), прошло уже больше месяца от отведенного срока и ничего не происходит, никаких насильственных действий, если не считать бесконечных проверок. Но проверок за последний год у нас, кажется, уже штук шесть было. Вот сегодня (1 июля 2015 года - прим. «Медузы») приехала очередная проверяющая комиссия.
Чем это закончится, сказать я не могу. Моя позиция заключается в том, что даже в худшие времена Карибского кризиса культура оставалась площадкой, где можно было о чем-то договориться. И я убеждена, что для престижа страны сотрудничество в области культуры - важнейшая штука.
Я не устаю об этом рассказывать каждой проверке. Говорю: «Американский культурный центр существует 27 лет. Значит, каждый год мы подписываем соответствующее соглашение с Госдепом…» И на этом месте чиновники обычно напрягаются: как это я сознаюсь в том, что подписываю соглашения с Госдепом. И я спокойно отвечаю: «Госдеп - это вообще-то министерство иностранных дел США, ничего более».
А недавно один чиновник говорит «А, вот, мы не понимали, что вы подписываете соглашение с Госдепом». Отвечаю: «А вы вообще читать умеете, если такие подписания в течение 27 лет происходят? Каждый год». И это их пугает. Американский центр в сознании кого-то (я думаю, какого-нибудь Совета по безопасности) - вещь опасная. Потому что это США. И это сразу вызывает повышенный уровень тревожности. И никто уже не слышит, что это про культуру и про образование. Всем сразу мерещатся шпионы в сердце российской библиотеки. «Возможно, - отвечаю я, - шпионы есть. Но это по другому ведомству. Мы - про культуру».
Но с такой шпиономанией можно же дойти и до того, что сама по себе библиотека иностранной литературы - вещь опасная и вредная.
Разумеется. Потому что вся наша библиотека - влияние вражеских структур на нашу замечательную культуру, идеологию и так далее. Понимаете, в этой истории очень много глупости, как часто у нас, увы, бывает. Давайте закроем Американский центр. Это будет скандал. Ну, можно сказать, никто скандалов сейчас не боится, потому что все скандалы уже у нас есть и терять нам нечего. Кому от этого станет лучше? Думаю, что никому. А если библиотеку закрыть - тем более. Но объяснить это тем, кто спит и видит закрытие центра или введение каких-то ограничений в работе библиотеки - почти невозможно. Ну, не поймут. Хотя я честно попыталась. Я написала письмо Владимиру Владимировичу Путину, которое, думаю, где-нибудь на столе у него лежит: «Вы говорите и постулируете, что готовы к диалогу. Но история с иностранными культурными центрами в нашей библиотеке - это как раз тот самый случай диалога. И потому надеюсь, что решение о закрытии одного из них или даже сразу нескольких - исходит не от вас. А от каких-то средних структур».
- Вы действительно думаете, что все эти инициативы - инициативы, что называется, на местах?
Я думаю, что и в самом министерстве культуры, и где-нибудь повыше - там все в такую раскорячку: с одной стороны, с другой стороны. Я думаю, что единого решения ни по каким действительно серьезным вопросам не существует. Я это наблюдаю в том числе и на своем примере.
Так всегда было в нашей стране? По-вашему, нынешнее время похоже на что-то, что уже с нами происходило? Кто-то говорит о 1960-х, кто-то о 1940-х.
Вы думаете, у того, что сейчас происходит в России, есть какой-то специальный план, у которого, к тому же, есть авторы?
Страшно себе даже представить, что для кого-то полная и окончательная изоляция страны - это план. Я надеюсь и даже почти уверена, что этот план не разделяем всеми, что и на самом верху по этому поводу нет единой точки зрения. То есть, с одной стороны, вот это абсолютно ура-патриотическое очень страшное направление, которое подминает под себя всё идеологическое состояние страны, а с другой стороны, нет никакого понимания, что из всего этого выйдет. Никакого окончательного решения. Мне кажется, они сами не знают, что делать. И это противоречие, эта неокончательность избранного пути, она ощущается во всем. Вот смотрите: с одной стороны, Красную площадь открыли для людей, провели книжный фестиваль, что само по себе прекрасно, первые лица страны туда пришли и на глазах у огромного количества народу покупали не что-нибудь, а книги. Книги! С другой стороны, мы слышим бесконечные назидательные разговоры о том, какие учебники истории разрешить, что читать, что не читать, какие книги вредные и так далее. И вообще вся эта антиамериканская, антизападная и (как нечто новое) антиукраинская дребедень, которая громко сейчас звучит, очень опасна: она охватила, действительно, всю страну. Кругом ненависть. И что с ней делать - неясно.
- И это тоже не план, просто так все само собою вышло?
А я не вижу последовательности в действиях. Судите сами, в этом году кончается целая библиотечная эпоха: 1 января 2016 уходит в отставку доктор Биллингтон (13-й директор библиотеки Конгресса США). У нас, в России, на самом высоком уровне решили дать ему государственную награду. Он - гражданин США, а это, с точки зрения всей этой шпиономании, какое-то отклонение от генеральной линии. Так, друзья мои, или-или? Или вот недавно вручалась высшая награда, медаль Пушкина праправнучке Александра Сергеевича Пушкина. Она тоже, вообще-то говоря, не гражданка России - гражданка Ирландии. Поэтому ответ на вопрос, где какое решение до конца принято, я думаю, не такой простой. Другое дело, что на нашей необъятной территории, где пропаганда начинает играть оглушительную роль, неизвестно, какие весы куда перетянут.
И мое личное ощущение, что там идет гораздо бОльшая схватка, чем схватка за Американский центр. Понимаете? Потому что если сейчас мы с вами начнем приводить примеры… Зимин - бред, Ясин - бред, Прохоров, перед которым официально, вы знаете, извинилось Министерство культуры - всё бред. Куда дальше-то идем?
Но стремление к самоизоляции России усердно подогревается. Все чаще говорят про особенные ценности, которые наши. А чуждые и вредные - другие…
- (смеется) Я недавно выяснила на одном из совещаний в министерстве культуры, что, оказывается, доброта, любовь, сострадание - это наши ценности. Я думала всегда, что это общие такие ценности, ан нет, оказывается - исконно русские. И там же выяснилось, что ценности импрессионизма (я не знаю, что это такое, сразу говорю, точнее, не знаю, какой смысл в это понятие вкладывал говорящий) - это не наши ценности. Я даже не понимаю, что это такое может быть.
А с чем, по-вашему, связана такая противоречивая репутация вашего непосредственного начальника, министра культуры Мединского?
Понимаете, тут тоже опять это «с одной стороны, с другой стороны». То есть, Мединский - один из самых работающих министров. Хорошо работающих, не просиживающих штаны. Но его даже не беда, а трагедия состоит в том, что у него довольно разные и часто плохие советники: они ему дают советы, которых лучше бы они ему не давали. Понимаете, короля играет свита. Вот эта свита должна бы быть там, конечно, посильнее.
Вот, сейчас он написал статью в «Известиях», что государство не обязательно должно поддерживать что-то такое, связанное с «Тангейзером». Ну, наверное. Не обязательно. Это, в общем, нужно еще понять, чего он хочет сказать. Но каждая его мысль сопровождается какими-то скандальными ситуациями.
Я уже не говорю о том, что вся эта затеянная им полемика «мы Европа, мы не Европа» ни у кого из людей либерально мыслящих энтузиазма не вызвала.
Но с другой стороны, моя личная история взаимоотношений с Владимиром Мединским - она о другом. То есть, это не моя личная история, это история вверенной мне библиотеки. Вот, например, у нас же был концерт Макаревича. Причем в самый разгар опалы. Они мне могли это запретить. Ну, я - государственный служащий, мне могли запретить. Но у нас с Мединским состоялся совершенно нормальный по этому поводу разговор. Он сказал: «Давайте мы концерт Макаревича из большого зала перенесем во двор». Я говорю: «И что это даст?» Он говорит «Это, как бы, не совсем библиотека, не совсем госсобственность». Я говорю: «Владимир Ростиславович, хорошо, давайте». В результате, что было? Все это, то есть, Макаревич звучал на всю Таганку. Ничего не произошло. Люди спокойно собрали деньги, спокойно отправили этим украинским детям, беженцам. Вот примерно так и строятся мои отношения с Мединским. И с возглавляемым им ведомством. Думаю они считают, что я не очень удобный во многих отношениях подчиненный. Но отношения у нас есть. И, видимо, будут еще.
- То есть, вам не унизительно ходить в минкульт, просить, убеждать, уговаривать, делать вид?
В том, что я хожу в министерство культуры и разговариваю с министром, в том числе, и есть моя работа. Причем, не самая плохая ее часть. Очень много препятствий хорошим делам возникает по причине армии людей с плохим образованием, плохой информированностью, большими амбициями. Они несомненно вносят свой вклад во все это торжество серого и страшного над ярким и бесстрашным. Мне тут позвонил один чиновник, из Госдумы: «ГенИева?» Ну, это я привыкла. Это нормально. Я говорю «Да, добрый день». «Мы хотим проверить Фонд Сороса». Я говорю «Дело хорошее. Только его нету» - «Да? Ну, тогда мы вас хотим проверить». Я говорю «Ну, тоже дело хорошее, только я там не работаю давным-давно» - «Да?» И он зашел, видимо, в тупик и повесил трубку.
Во всем этом, конечно, есть ощущение такой точки невозврата и полного отсутствия выхода. Кроме как обычного нашего: молись и работай. Пока есть такая возможность.
- В этом, судя по всему, состоит ваш личный план?
В том числе. Дерзких планов у меня много. Мало времени. Когда мне поставили тяжелый онкологический диагноз, я не стала делать из этого секрета ни для своих сотрудников, ни для своих кураторов в министерстве культуры. Так что мы все играли в открытую. И я могу вам сказать, что, если не подбирать длинные слова, то уважение и понимание - это именно то, что я почувствовала по отношению к себе от всех, с кем работала. А в моей родной библиотеке вообще не было ничего, кроме поддержки, сочувствия, ну и, конечно, некоторого такого испуга. Потому что понятно, что это не грипп.
- То есть, вы не стали делать из болезни никакого секрета и мы даже можем говорить об этом в интервью?
Разумеется, да. Я не из чего не стала делать секрета: ни из диагноза, ни из стадии. Я не изменила свой образ жизни, я работаю так, как я работала. Мы, можем об этом говорить настолько подробно, насколько это интересно вам и вашим читателям.
- Я понимаю, что никто никогда в жизни не ждет встречи с раком. Но, заболев, чему вы больше всего удивились?
Знаете, наверное, тому, каким образом поставлен диагноз. Для меня ведь, как и для любого человека болезнь эта оказалась совершенно неожиданной. И то, как она пришла ко мне - потрясающая история. Ведь диагноз мне поставила портниха. Хотя, понятное дело, я девушка не деревенская и ко всяким врачам типа итальянских, американских, отечественных периодически ходила, и они мне все говорили «У вас все в порядке». И вот я приезжаю в город Курск, и вдруг моя замечательная портниха, к которой я хожу уже десять лет, так задумчиво на меня посмотрела и говорит «Екатерина, что у вас с животиком? " Я говорю «Не знаю, наверное, я поправилась или похудела». Она говорит «Нет, я знаю форму вашего тела. Пойдите к врачу». Это потрясающая история. Она заметила несимметричность моего живота и сразу все поняла.
- Это история о профессионализме.
Возможно. Она увидела то, что никто не видел. Увы, было поздновато. Хотя докторам израильским я очень благодарна за ясность картины, за правду о моем состоянии и как раз за профессионализм. Они не рассказывают о себе мифы и не погружают тебя в мифы. Когда я первый раз была у своего онколога, я говорю «Вы скажите, а, вот, какая (я ей даже не успела договорить) стадия?» Она говорит «Четвертая, последняя». Понимаете?
- Почему вам это так важно? Многие, наоборот, боятся услышать…
Мне это помогло собрать свои внутренние силы. И не потерять в течение этих четырнадцати месяцев работоспособность. И переносить и химию, и операции, понимая, сколько это продлится и что со мной происходит.
Никто не виноват, что метастазы мои снова рванули, и они сейчас, в общем, побеждают. Но доктора опять что-то придумали. Нашли и предложили использовать какое-то новое лекарство совершенно убийственное. Прошлая химиотерапия по сравнению с этим - просто баловство какое-то.
- Они обсуждают с вами тактику лечения?
Разумеется. Я же пациент, живой человек. У меня есть свое мнение, я участвую в лечении. Но самое главное, что я могу сказать про них совершенно отчетливо, у них есть отношение к болезни не как к терпению. Тебе надо все максимально облегчить. Никаких страданий. Борьба с болезнью - да. Боль, страдание - нет. И именно поэтому, пока у меня есть возможность выбирать, где мне лечиться, здесь или там (хотя, у нас замечательные специалисты), я выберу, конечно, Израиль.
- Но все равно же будут обвинять в отсутствии патриотизма?
Это связано не с патриотизмом, а с качеством жизни во время лечения. Это важно.
В Израиле на 70-м году жизни умерла Екатерина Гениева, руководитель Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы с 1993 года.
Директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак сообщил ТАСС, что Гениева долго болела и лечилась в Израиле, а 7 июля друзья ездили к ней прощаться.
Умерла Екатерина Гениева причина смерти
Журналистка Ирина Ясина пояснила, что причиной смерти Гениевой стало онкологическое заболевание.
Министр культуры РФ Владимир Мединский назвал директора Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы Екатерину Гениеву «специалистом с мировым именем». Он выразил сегодня соболезнования в связи с кончиной Гениевой.
«Екатерина Юрьевна была человеком с блестящим образованием и редкими качествами, — цитирует ТАСС слова министра. — Талантливый организатор и большой ученый, за двадцать лет ей удалось создать уникальную библиотеку, равной которой в своей сфере — нет в мире». Он назвал кончину Гениевой «большой утратой для русской культуры».
Екатерина Гениева болезнь
«Екатерина Юрьевна долго болела. Она была мужественным человеком, работала до последнего. Мы с ней виделись совсем недавно, на книжной ярмарке на Красной площади», — сообщила Ясина.
Одно из последних интервью Гениева дала изданию «Медуза». Оно вышло 3 июля. «Дерзких планов у меня много. Мало времени. — говорила Гениева. — Когда мне поставили тяжелый онкологический диагноз, я не стала делать из этого секрета ни для своих сотрудников, ни для своих кураторов в министерстве культуры. Так что мы все играли в открытую. И я могу вам сказать, что, если не подбирать длинные слова, то уважение и понимание — это именно то, что я почувствовала по отношению к себе от всех, с кем работала… Я не изменила свой образ жизни, я работаю так, как я работала… Мне это помогло собрать свои внутренние силы. И не потерять в течение этих четырнадцати месяцев работоспособность. И переносить и химию, и операции, понимая, сколько это продлится и что со мной происходит».
Я лечусь в Израиле, у меня серьезное онкологическое заболевание и никто мне его никак не делал более лучезарным, мне сказали все как есть на самом деле. Главный вопрос, который я слышу все время: «Вам больно? Вам не больно? Если вам больно, то не терпите боль». Я, как человек из российской действительности, говорю: «Я потерплю». Они говорят: «Не надо терпеть! Вот вам такое-то лекарство, принимайте».
Екатерина Гениева биография
Екатерина Гениева – биография. Родилась 1 апреля 1946 года в Москве в семье Юрия Александровича Розенблита и Елены Николаевны Гениевой. Отец был актером, а мать хирургом. В 1968 году окончила МГУ, филологический факультет. Гениева была кандидатом филологических наук.
Гениева работала во Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы с 1970-х годов, а с 1993 года была ее генеральным директором.
Помимо этого с 1997 года Екатерина Гениева возглавляла российский фонд Сороса (Институт «Открытое общество»), а также входила в российскую комиссию по делам ЮНЕСКО и совет по культуре и искусству.
Екатерина Гениева фото
Директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино Екатерина Гениева скончалась 9 июля на 70-м году жизни. Об этом ТАСС сообщил директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак. "Она долго болела. Скончалась в Израиле. Уже позавчера к ней ездили прощаться коллеги, друзья", - рассказал Бак. По словам советника президента РФ по культуре Владимира Толстого, Гениева была одним из ведущих специалистов по зарубежной литературе. "Мы сотрудничали и дружили очень давно. Она была в жюри нашей премии "Ясная Поляна" в номинации "Иностранная литература". Екатерина Юрьевна давно болела. Она была мужественным человеком, до последнего работала, виделись с ней совсем недавно, на книжной ярмарке на Красной площади",- рассказал Толстой.
ИТАР-ТАСС/ Артем Геодакян
Гениева родилась 1 апреля 1946 года в Москве, окончила филологический факультет МГУ (1968), в 2006 г. защитила докторскую диссертацию на тему «Библиотека как центр межкультурных коммуникаций». Специалист по английской прозе XIX—XX веков. Автор статей и комментариев, посвящённых творчеству Чарльза Диккенса, Джейн Остин, Шарлотты и Эмили Бронте, Джеймса Джойса, Вирджинии Вулф, Сьюзен Хилл и других авторов. С 1972 г. работала во Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы. С 1989 г. первый заместитель директора, с 1993 г. генеральный директор. Вице-президент Российской библиотечной ассоциации, первый вице-президент Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений — IFLA (с 1997).
С 1995 года Гениева была одним из руководителей культурных программ Института «Открытое общество» (фонда Сороса) в России (в должностях председателя исполкома, президента, председателя Стратегического правления). C октября 1997 года Гениева — президент Российского фонда Сороса (институт «Открытое общество»), вице-президент Международной федерации библиотек (IFLA), член Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, президент Российского совета по культуре и искусству, Президент Московского отделения Союза англоговорящих (ESU). Член редколлегий журналов «Иностранная литература» и «Знамя», в разные годы входила в редакционные советы и коллегии журналов и газет «Детская литература», «Библиотека», «Русская мысль» и др.
Она знала, что скоро умрет, и это было видно по ней. Но продолжала работать до последнего дня, превозмогая боль, усталость, дурость начальства. Уход Гениевой - огромная потеря для всего культурного сообщества России и мира. Сейчас такие люди, с высоким моральным авторитетом, нужны как никогда. Примечательно, что в некрологе, опубликованном на сайте ТАСС, есть льстивые слова в ее адрес, но ничего не сказано о том, что в 90-е годы именно она занималась в России культурными программами Фонда Сороса, попавшего недавно в список "нежелательных организаций". Гениевой угрожали увольнением за ее строптивость и неготовность выполнять все нелепые приказы и распоряжения по звонку из Министерства культуры. В частности, она сопротивлялась закрытию Американского культурного центра при библиотеке иностранной литературы. Теперь его закроют, но она об этом уже не узнает. Она сделала то, что могла сделать и, возможно, даже больше. Светлая память умной и отзывчивой женщине с прекрасной душой и выдающемуся российскому просветителю. Этот год забрал у нас еще одного союзника - и какого! Очень грустно