Девушки в вов. Женщины на войне: Почему для советских женщин-военнослужащих плен был страшнее боевых действий
![Девушки в вов. Женщины на войне: Почему для советских женщин-военнослужащих плен был страшнее боевых действий](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-1.jpeg)
У Надежды Андреевны Киппе легкий характер, доброе сердце и какой-то особый дар общения с людьми. Встречая меня, незнакомого человека, она накрыла стол и в течение нескольких часов рассказывала о своей фронтовой молодости и послевоенной жизни. А вот жизнь у этой «легкой» женщины выдалась непростая: горюшка хлебнула она вдоволь. И теперь, много лет спустя, при воспоминаниях о пережитом у нее наворачиваются слезы. Родом Надежда Киппе (в девичестве Бородина) из глухой деревеньки Липа, что была на границе Горьковской и Костромской области. Сейчас этой деревни уже нет: старики поумирали, молодежь поразъехалась, а домишки и земля заросли лесом. После окончания семилетки Надежда приехала в Горький и поступила учиться в медтехникум на фельдшера. А в 1941 году, когда юные медики сдавали экзамен, объявили войну. Сокурсников-мальчишек забрали на фронт, а ее, дипломированного фельдшера, направили в один из дальних районов Горьковской области. Глухомань была еще та: 45 километров до железной дороги, ни рынка, ни базара, и как во всей стране – карточная система.
У войны не женское лицо
Проработав два месяца, узнала, что в райвоенкомат пришел запрос на четырех медиков, и Надежда Бородина пошла на фронт добровольцем. Дивизион, в котором она воевала, формировали в Филях под Москвой.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-1.jpeg)
Когда один из политработников увидел ее, 18-летнюю худенькую девчонку небольшого роста с двумя косичками, собирающуюся на фронт, тут же заметил:
— Товарищ военфельдшер, пока мы стоим под Москвой, и есть время, съездите в парикмахерскую, состригите косички и сделайте завивку. Надя выполнила эту просьбу, и потом, на фронте, так ругала про себя этого политработника: голову не расчесать, да и помыть-то особо негде. Кое-как холодной водой поплескаешь – и все.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-2.jpeg)
Факты
Около половины всего медицинского персонала Вооружённых сил в годы Великой Отечественной Войны составляли женщины
Женщина пяти фронтов
Часть, в которую попала Надежда Бородина, делилась на несколько отрядов. Солдаты и офицеры разведывали передний край противника, выясняли, где у немцев скопление минометов, пулеметов и прочей техники. Передавали эти данные нашей артиллерии, которая, в свою очередь, противника.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-1.jpg)
А разведчики наблюдали и сообщали: «недолет» или «перелет», корректируя артиллерийский огонь. Этот дивизион постоянно перебрасывали на самые горячие участки, туда, где готовилось наступление, прорыв фронта.
![](https://i1.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-3.jpeg)
Поэтому со своим отрядом Надежда Бородина прошла пять фронтов: начинала на Волховском и Ленинградском, затем были Карело-финский, Белорусский и Украинский.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-4.jpeg)
Факты
116 тыс. медиков были награждены орденами и медалями. 47 из них стали Героями Советского Союза, 17 из которых были женщинами
— Мы все время были на переднем крае, — вспоминает Надежда Андреевна. – После немецких артобстрелов раненых было особенно много. Я с серой брезентовой сумкой с красным крестом бегала и ползала по полю. Раненые со всех сторон стонут, зовут – не знаешь, кому в первую очередь помогать. А они все просили жизни, говорили: «Сестричка, помоги, пожалей, я жить хочу!»
![](https://i1.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-5.jpeg)
Но как тут поможешь, когда весь живот вспорот. Некоторых перевяжешь, смотришь, а он уже умер. Глаза только прикроешь ему, чтобы не лежал с открытыми, и ползешь дальше. А крови-то, крови-то сколько! Когда кровь горячая, она бьет прямо фонтаном. К этому всему разве можно привыкнуть? У меня руки все время были в крови. И после войны теплая меня еще несколько лет преследовала.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-2.jpg)
За мужество, проявленное на полях сражений, лейтенант Надежда Бородина была награждена медалью «За отвагу».
Военное наследство медсестры Надежды
Сейчас у Надежды Андреевны болят ноги. Она считает, что это «аукаются» фронтовые дороги.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-6.jpeg)
А случилось это в 43-м году под Псковом. Была ранняя весна, все маленькие речушки разлились, кругом грязь, слякоть, даже танки не могли проехать, тонули, а нашим войскам командование приказало идти в наступление.
![](https://i1.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-7.jpeg)
Факты
В 1941–1945 годах врачи, фельдшеры, медсестры и санитары поставили на ноги около 17 миллионов солдат и офицеров Красной армии – 72,3 процента раненых и 90,6 процента заболевших возвратились в строй
На пути отряда, где воевала Надя, протекала небольшая речка, через которую нужно было перейти вброд. Мужчины из отряда переправились, подошла Надина очередь. Она поставила сумку с перевязочными материалами на голову, и как была, в сапогах и одежде двинулась через реку.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-8.jpeg)
Испугалась ужасно – плавать-то не умела! Но переправилась благополучно. Стоит на холоде, с одежды все течет. Ребята дали ей запасные брюки, гимнастерку, стояли, ждали, пока высохнет ее амуниция. Ноги тогда и простыли, а сейчас дают о себе знать.
Победительницу медсестру носили на руках
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-9.jpeg)
После войны ее быстро демобилизовали: медицинские работники уже не были нужны. Когда она приехала в родную деревню, все женщины вышли к околице встречать, взяли ее на руки и донесли до дома. Несут и плачут: жалуются, что у них поубивало всех сыновей.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-3.jpg)
— Все босоногие мальчишки, с которыми мы бегали по деревне, сложили головы на фронте, так что деревенские женихи мои все погибли, — вздыхает Надежда Андреевна. — А я осталась жива. Мама мне сказала: «Дочка, я день и ночь молилась за тебя на коленях».
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-10.jpeg)
Может быть, благодаря маминым молитвам и выжила. Судьба на фронте меня хранила. Бывало, летят снаряды и осколки, голову руками закроешь, смотришь, а товарищ, который стоял рядом, уже ранен или убит. У меня же за всю войну ни одного ранения. Только юбку осколком разорвало, да один раз шинель.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5.png)
Замуж за сослуживца
На фронте военфельдшер Надежда Бородина ни о каких романах не думала. Один раз кто-то из сослуживцев взял ее за руку, так она руку вырвала, чтобы не давать повода для ухаживаний.
Мужчины из отряда ее оберегали. Те, кто постарше, называли «дочкой», ровесники – «сестричкой». При своей «сестричке» даже не сквернословили и от мужских приставаний ограждали.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-11.jpeg)
Факты
Отважным санитаркам полагались награды: «за вынос 15 раненых — медаль, за 25 - орден, за 80 - высшая награда - орден Ленина»
А судьбу свою она нашла тоже на фронте. Служили в ее части два москвича-офицера – Леша и Артур. После войны Артур предложил ей руку и сердце, они поженились, и из Надежды Бородиной она превратилась в Надежду Киппе.
Мирная жизнь героини войны
В 1946 году в семье Киппе родился сын. Надя назвала его в честь мужа — Артуром. А муж вскоре после войны умер, и она с маленьким сынишкой уехала к матери в деревню. Но в деревне работы не было, и все втроем (она, мать и сын) решили перебраться в Горький к старшей сестре.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-12.jpeg)
Надежда Андреевна устроилась в районную поликлинику старшей медсестрой, а жили все у сестры в щитках вместе с ее семьей.
Затем ей предложили «шестиметровку» в коммуналке с соседями, и они втроем перебрались туда с радостью. В этой каморке даже развернуться было негде.
А спали мама с сыном на кровати, а она под кроватью. Здесь прожили 8 лет. Затем была 12-метровка на Северном поселке, смерть мамы, воспитание сына и работа, работа, работа.
![](https://i0.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-13.jpeg)
Всё в прошлом
А в 80-х ее настиг еще один страшный удар – смерть сына. Он служил срочную старшим механиком баллистических ракет, работал внизу, внутри самой ракеты, и облучился. После армии обострилась, и три года до смерти сын лежал, болел, а мать за ним ухаживала.
![](https://i2.wp.com/al-shell.ru/wp-content/uploads/2017/07/%D0%96%D0%B5%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B5-4.jpg)
Сейчас Надежда Андреевна осталась одна: ближайшие родственники умерли, а племянники уехали в Ульяновск. Заботится о бывшем военфельдшере соседка Светлана. «Соседушка моя дорогая, — говорит про нее Надежда Андреевна. – Я зимой боюсь выходить на улицу, так Светлана мне и хлебца из магазина принесет, и молочка, и все, что нужно».
Женская часть нашего многонационального народа вместе с мужчинами, детьми и стариками вынесла на своих плечах все тяготы Великой войны. Женщины вписали в летопись войны немало славных страниц.
Женщины были на линии фронта: медиками, лётчицами, снайперами, в частях ПВО, связистками, разведчицами, шофёрами, топографами, репортерами, даже танкистками, артиллеристами и служили в пехоте. Женщины активно участвовали в подполье, в партизанском движении.
Женщины взяли на себя множество «чисто мужских» специальностей в тылу, так как мужчины ушли на войну, и кто-то должен был встать за станок, сесть за руль трактора, стать обходчиком железных дорог, освоить профессию металлурга и т. д.
Цифры и факты
Воинская служба в СССР является почетной обязанностью не только мужчин, но и женщин. Это их право записано в ст. 13-й Закона о всеобщей воинской обязанности, принятом IV сессией Верховного Совета СССР 1 сентября 1939 г. В ней говорится о том, что Народным Комиссариатам Обороны и Военно-Морского Флота предоставляется право брать в армию и флот женщин, имеющих медицинскую, ветеринарную и специально-техническую подготовку, а также привлекать их на учебные сборы. В военное время женщины, имеющие указанную подготовку, могут быть призваны в армию и флот для несения вспомогательной и специальной службы. Чувство гордости и признательности советских женщин партии и правительству по поводу решения сессии Верховного Совета СССР выразила депутат Верховного Совета СССР Е.М.Кожушина из Винницкой области: “Все мы, молодые патриотки, - сказала она, - готовы выступать на защиту нашей прекрасной Родины. Мы, женщины, гордимся тем, что нам дано право защищать ее наравне с мужчинами. И если позовет наша партия, наше правительство, то мы все выступим на защиту нашей замечательной страны и дадим врагу сокрушительный отпор”.
Уже первые известия о вероломном нападении Германии на СССР вызвали у женщин безграничный гнев и жгучую ненависть к врагам. На проходивших по всей стране собраниях и митингах они заявляли о своей готовности встать на защиту своей Родины. Женщины и девушки шли в партийные и комсомольские организации, в военные комиссариаты и там настойчиво добивались отправки на фронт. Среди добровольцев, подавших заявления об отправке в действующую армию, до 50% ходатайств было от женщин.
За первую неделю войны заявления об отправке на фронт поступили от 20 тыс. москвичек, и спустя три месяца зачисления в ряды защитников Родины добились 8360 женщин и девушек Москвы. В числе ленинградских комсомольцев, подавших в первые дни войны заявления с просьбой отправить в действующую армию, 27 тыс. заявлений было от девушек. Отправки на фронт добились более 5 тыс. девушек Московского района Ленинграда. 2 тыс. из них стали бойцами Ленинградского фронта и самоотверженно сражались на подступах к родному городу.
Роза Шанина. Уничтожила 54 противника.
Созданный 30 июня 1941 года Государственный комитет обороны (ГКО) принял ряд постановлений о мобилизации женщин для несения службы в войсках ПВО, связи, внутренней охраны, на военно-автомобильных дорогах... Было проведено несколько комсомольских мобилизаций, в частности мобилизации комсомолок в Военно-Морской Флот, в Военно-Воздушные Силы и войска связи.
В июле 1941 года свыше 4 тысяч женщин Краснодарского края обратились с просьбой послать их в действующую армию. В первые дни войны добровольцами ушли 4 тысячи женщин Ивановской области. По комсомольским путевкам стали красноармейцами около 4 тысяч девушек из Читинской области, свыше 10 тысяч из Карагандинской.
На фронте в разные периоды сражалось от 600 тысяч до 1 миллиона женщин, 80 тысяч из них были советскими офицерами.
Центральная женская школа снайперской подготовки дала фронту 1061 снайпера и 407 инструкторов снайперского дела. Выпускницы школы уничтожили в войну свыше 11280 вражеских солдат и офицеров.
Рязанскому пехотному училищу в конце 1942 года был дан приказ - подготовить из женщин-добровольцев около 1500 офицеров. К январю 1943-го в училище прибыло свыше 2 тысяч женщин.
Впервые в в годы Отечественной войны в Вооруженных Силах нашей страны появились женские боевые формирования. Из женщин-добровольцев было сформировано 3 авиационных полка: 46-й гвардейский ночной бомбардировочный, 125-й гвардейский бомбардировочный, 586-й истребительный полк ПВО; Отдельная женская добровольческая стрелковая бригада, Отдельный женский запасной стрелковый полк, Центральная женская школа снайперов, Отдельная женская рота моряков.
Снайперы Фаина Якимова, Роза Шанина, Лидия Володина.
Находясь под Москвой, 1-й отдельный женский запасной полк также готовил кадры автомобилистов и снайперов, пулеметчиков и младших командиров строевых подразделений. В личном составе числилось 2899 женщин.
В Особой Московской армии ПВО служили 20 тысяч женщин.
Некоторые женщины были и командирами. Можно назвать Героя Советского Союза Валентину Гризодубову, которая в течение всей войны командовала 101-м авиационным полком дальнего действия, где служили мужчины. Она сама совершила около двухсот боевых вылетов, доставляя партизанам , взрывчатку, продовольствие и вывозя раненых.
Начальником отдела боеприпасов управления артиллерии армии Войска Польского была инженер-полковник Антонина Приставко. Закончила она войну под Берлином. Среди ее наград ордена: "Возрождение Польши" IV класса, "Крест Грюнвальда" III класса, "Золотой Крест Заслуги" и другие.
В первом военном 1941 году сельскохозяйственным трудом, главным образом в колхозах, было занято 19 млн. женщин. Это значит, что почти все тяготы по обеспечению питанием армии и страны падали на их плечи, на их трудовые руки.
В промышленности было занято 5 млн. женщин, причем многим из них были доверены и командные посты - директоров, начальников цехов, мастеров.
Культура, образование, здравоохранение стали предметом заботы, главным образом, женщин.
Девяносто пять женщин в нашей стране имеют высокое звание Героев Советского Союза. Среди них и наши космонавты.
Самое многочисленное представительство участниц Великой Отечественной войны среди других специальностей составляли женщины-медики.
Из общего числа врачей, которых в действующей армии насчитывалось около 700 тысяч, женщин было 42%, а среди хирургов - 43,4%.
Средних и младших медицинских работников на фронтах служило более 2 миллионов человек. Женщины (фельдшера, сестры, санинструкторы) составляли большинство - свыше 80 процентов.
В военные годы была создана стройная система медико-санитарного обслуживания сражающейся армии. Существовала так называемая доктрина военно-полевой медицины. На всех этапах эвакуации раненых - от роты (батальона) до госпиталей глубокого тыла - самоотверженно несли благородную миссию милосердия медики-женщины.
Славные патриотки служили во всех родах войск - в авиации и морской пехоте, на боевых кораблях Черноморского флота, Северного флота, Каспийской и Днепровской флотилиях, в плавучих военно-морских госпиталях и санитарных поездах. Вместе с конниками они уходили в глубокие рейды по тылам врага, были в партизанских отрядах. С пехотой дошли до Берлина. И всюду медички оказывали специализированную помощь пострадавшим в боях.
Подсчитано, что девушки-санинструкторы стрелковых рот, медсанбатов, артиллерийских батарей помогли семидесяти процентам раненых бойцов вернуться в строй.
За особое мужество и героизм 15 женщин-медиков удостоены звания Героя Советского Союза.
О подвиге женщин - военных медиков напоминает скульптурный памятник в Калуге. В сквере на улице Кирова на высоком пьедестале возвышается во весь рост фронтовая медицинская сестра в плащ-палатке, с санитарной сумкой через плечо. Город Калуга в годы войны был средоточием многочисленных госпиталей, которые вылечили и вернули в строй десятки тысяч бойцов и командиров. Потому-то и соорудили в святом месте монумент, у которого всегда цветы.
История еще не знала такого массового участия женщин в вооруженной борьбе за Родину, какое показали советские женщины в годы Великой Отечественной войны. Добившись зачисления в ряды воинов Краской Армии, женщины и девушки овладели почти всеми военными специальностями и вместе со своими мужьями, отцами и братьями несли военную службу во всех родах войск Советских Вооруженных Сил.
Неизвестные советские девушки-рядовые из истребительно-противотанковой артиллерийской части.
ЖЕНЩИНЫ НА ФРОНТАХ. ПОТЕРИ. МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ.
К началу войны организационно РККА состояла из Сухопутных войск, ВВС, РККФ (флот) и войск ПВО. Отдельно на учёте НКВД находились внутренние (охранные) войска и пограничники. Кроме того, при различных наркоматах действовали строительные военизированные, но, как правило, не вооруженные, отряды – аналог небезызвестного стройбата в СССР. Общая численность личного состава перечисленных видов ВС, родов войск, отдельных частей и подразделений составляла накануне войны по различным оценкам от 4,8 до 5,4 млн.чел. По закону о всеобщей воинской обязанности от 1.09. 1939 г. допускался призыв на военную службу женщин с медицинским, ветеринарным и специальным техническим (в основном, связь) образованием – то есть массовый призыв женщин в войска тем законом не предполагался. Перед войной даже медицинские и санитарные учреждения РККА не имели в своих штатах сколь либо значительного контингента женщин-военнослужащих, и уж тем более не предусматривались женщины-санитарки и санинструкторы в составе стрелковых рот и батальонов. Женщины как вольнонаёмные служащие работали в сетях Военторга, занимали должности врачей, фельдшеров, медсестер и младшего персонала в развертываемых армейских и фронтовых госпиталях, служили на технических должностях связисток и телефонисток в высших штабах и политуправлениях.
С началом военных действий ситуация меняется коренным образом, впрочем, как и по всей армии и стране в целом. В потоке добровольцев, желающих защищать Родину с оружием в руках, оказалось немалое количество женщин. Точных цифр нет, но существует масса фотодокументов, на которых в очередях к военкоматам стоит едва ли не половина девушек, в том числе выпускниц-десятиклассниц, только-только с выпускного бала. Патриотический порыв советских людей, желающих пойти добровольцем на фронт, официально властями приветствовался и широко пропагандировался, но именно в первые дни войны ситуация с добровольцами в реальности была не так однозначна. Дело вот в чем. По последнему мобилизационному плану МП-41 при объявлении открытой мобилизации предполагалось в течение нескольких дней призвать в Действующую армию свыше 4,8 млн. военнообязанных (в том числе и определенный процент женщин). В советские, особенно сталинские времена, ВСЕ военнообязанные состояли на учете не только по месту жительства в военкоматах, но и в 1-х отделах по месту работы. И у каждого в военном билете (многие помнят) был вклеен розовый листок – мобилизационное предписание – с указанием в какие сроки (обычно сутки) куда именно явиться и что с собой иметь (рядовому – вещмешок, офицеру – чемодан). То есть, расписано все до мелочей: по получению приказа и вскрытии пакетов маховик мобилизации приводился в действие незамедлительно, и в этой четкой схеме сотни тысяч добровольцев предусмотрены не были. И военкоматы ломали голову и запрашивали инстанции: что делать с такой массой добровольцев? Это позже, когда стал очевидным затяжной характер войны, а продвижение немцев не столь стремительным, прифронтовые города сумели организовать народное ополчение и истребительные рабочие дружины именно из добровольцев. А на первых порах они вносили, порой, элемент дезорганизации в работу военкоматов. Но об этом говорит как-то не принято ни сейчас, ни, тем более, тогда. Это как в советские времена: все из кожи вон лезли лишь бы план перевыполнить, а это перевыполненное в плановом хозяйстве оказывалось ненужным балластом. По плану мобилизации МП-41 повестки получили и десятки тысяч женщин медицинских и технических специальностей.
Жестокие, небывалые, непредвиденные потери вынудили руководство страны пойти весной 1942 года на проведение мобилизации и среди женщин, уже не только по традиционным специальностям, но и по более широкому спектру военных профессии, вплоть до формирования женских стрелковых подразделений. Принято считать, и эта цифра фигурирует во всех источниках, что всего за годы войны поступило в войска (в том числе и на флот) добровольно и по мобилизации порядка 800 тысяч женщин-военнослужащих. Мы увидим позже, что фактически их было гораздо больше.
При упоминании термина «женщина-фронтовик» перед глазами сразу встает образ тех самых медсестёр – «сестричек» - с сумкой через плечо, в кирзовых сапогах, в беретике и в юбчонке. Насчёт «юбчонки» - въевшийся и привитый нам сотнями фильмов о войне стереотип. Да, юбка защитного цвета (синяя – парадная) полагалась младшему начсоставу и женщинам-рядовым, но фактически единственным отличием в обмундировании мужчин и женщин был именно беретик и все – вместо юбок приходилось влезать в солдатские галифе, башмаки с обмотками, а зимой в ватные безразмерные штаны – вблизи и не различишь, кто есть кто... И здесь, кстати, об особенностях женской физиологии: её не учитывала промышленность Советского Союза вплоть до 1990-х годов, а уж тем более интендантские службы во время войны. Только в начале 1943 г. отдельным распоряжением НКО женщинам-военнослужащим выдавался дополнительный кусок мыла (на месяц) и все. Вот и все привилегии женского пола на войне.
По штатному расписанию стрелкового полка РККА (оно принципиально за всю войну не менялось) стрелковой роте (178 чел. по штату) полагалось иметь санитарное отделение в составе одного санинструктора и 4 санитаров с вооружением - один наган на всех, то есть «сестрички» вооружены не были. Кроме того, батальону полагался санитарный взвод в составе одного врача, 3 фельдшеров и 4 санинструкторов. В полку – санитарная рота из 4 врачей, 11 фельдшеров и 40 санитаров – по сути, перевязочный пункт, с которого раненые после первичной обработки должны были направляться в дивизионный (корпусной) лазарет. Гендерный состав санитарных подразделений не оговаривался, но до войны женщин-санитарок и санинструкторов на полковом уровне не было. А вот с началом войны штатные санитарные и врачебные должности начинают заполняться женщинами, как добровольцами, так и призванными военкоматами. Всего принято считать (эта цифра фигурирует практически во всех источниках по этой теме), что в войсках передней линии в санитарных подразделениях состояло до 40% женщин, а всего в медучреждениях РККА в годы войны – до 60%. Сколько это в абсолютных цифрах – еще одна величайшая тайна века - далее попробуем оценить хотя бы приблизительно. Вот эти безликие 40% и есть те самые «сестрички» поля боя, вытаскивающие раненых и оказывающих первую помощь – четыре на роту; правда, по распоряжению комроты санинструкторам в помощь могли дополнительно выделяться бойцы. Кстати, за вынос с поля боя с оружием 15 раненых санитару полагалась «За боевые заслуги», а за 25 раненых – уже «Красная Звезда». Известны случаи спасения отдельными героинями сотен военнослужащих РККА, есть среди них и Герои Советского Союза.
Но работа, вообще-то, не женская. Вытащить, зачастую под огнем противника, неподвижного тяжеленного раненого (да еще, желательно, с оружием) затруднительно и здоровенному мужику, а как это делалось молодой, как правило, хрупкой девушкой-женщиной – уму непостижимо. Вот он реальный героизм и самопожертвование. Здесь надо признать, направление женщин санитарками на поле боя – мера вынужденная: ужасающие потери первых месяцев войны, да и едва ли не всего 1942 года вынудили военное руководство к этой мере. Эвакуация раненых с поля боя даже после завершения его активной фазы была смертельно опасной: немецкие снайперы охотились за санитарами - потери санитаров-носильщиков составили 88% от всех потерь л/с медслужбы РККА. Еще один характерный момент для начального периода войны: командиры подразделений ввиду абсолютного некомплекта строевого л/с в напряженной обстановке вынужденно бросали (вопреки приказам вышестоящего командования) в бой и санитаров-мужчин, и поэтому реально вытаскивать раненых приходилось девчонкам-санитаркам уже без всякой помощи. Эх, Россия! Во время Первой мировой войны, между прочим, в русской армии эвакуацией раненых с поля боя занимались специально подобранные дюжие мужики-санитары, как правило, плохо обращающиеся с винтовкой и путающие «лево-право», но привычные к тяжелому физическому труду. В частях Вермахта этим делом занимались также, исключительно, санитары-мужчины.
Второй устойчивый образ женщины-фронтовика связан уже с авиацией, в том числе это и знаменитые «ночные ведьмы» - летный и технический состав авиаполка ночных бомбардировщиков По-2. Помимо этого общеизвестного и «раскрученного» полка весной 1942 года были сформированы истребительный авиаполк на Як-1 с преобладанием в летном составе женщин-пилотов и ближнебомбардировочный авиаполк на самолетах Пе-2 также со смешанным летно-техническим составом. Уже не столь массово, но женщины-пилоты встречались и в авиачастях, помимо указанных. Истребителю Лилии Литвяк приписывают 12 (а где и 14) побед индивидуально и 4 в группе. Этот результат не был превзойден никем и никогда. Девчонка погибла летом 1943 г. не дожив до 22 лет(!). Юное симпатичное лицо... Летчице Будановой засчитано 11 сбитых самолетов противника. Тут все же есть некоторая странность: как известно, за 10 сбитых самолетов давали Героя, а девушкам это высокое звание было присвоено посмертно только в...1990 году.
Следующая распространенная и на слуху военная специальность среди женщин-фронтовиков – это снайперы. Действительно, женская точность, аккуратность, внимание к мелочам казалось, как нельзя лучше способствовали привлечению женщин в ряды снайперов. И по современным нам фильмам о войне мы убеждены в массовости женского снайперского движения. Однако, это не совсем так. Если за все годы войны для Действующей армии различными школами и курсами было подготовлено более 102 тысяч снайперов, то вот женщин среди них, оказывается, было только 2800 человек. Это были, как правило, юные девчушки 18-25 лет и они, кстати, уничтожили более 12 тысяч военнослужащих противника - коэффициент вполне достойный. Но вот если это общее количество девушек-снайперов разделить на число фронтов, а там по армиям, а в тех по дивизиям, то становится понятно: вопреки общепринятому мнению, женщина –снайпер на передовой все же не была обыденным явлением.
Далее среди женщин-фронтовиков мы хорошо представляем себе по книгам и фильмам о войне расчеты зенитных орудий, бойцов противовоздушной обороны. В знаменитой «А зори здесь тихие» девушки-зенитчицы управлялись с орудиями калибра 85 мм и защищали от налетов вражеской авиации Кировскую ж.д. Многие удивятся, но всего в частях ПВО (в том числе частях аэростатов заграждения) за время войны побывало до 300 тысяч женщин-военнослужащих. Здесь можно возразить, мол, служба в ПВО, прикрывающей тыловые города, к фронтовой не относится. Да, до фронта порой было далековато, но девушки-зенитчицы под реальной бомбежкой отражали налеты вражеских бомбардировщиков, как, например, это неоднократно происходило в небе тылового Саратова в 1942 г. Отражали и погибали вдали от фронта. Для справки: выстрел к зенитному орудию калибра 85 мм весит 15 кг, а деревянная укупорка для 4 снарядов – уже за 60. Налет (и стрельба) продолжался, если бомбардировщики идут волнами, более часа – вот и считайте. Зачастую зенитным расчетам приходилось вступать в бой с сухопутными войсками и отражать танковые атаки. Как это было под Сталинградом в августе 1942, где состоящий на 60% из девушек 1077-й полк ПВО весь полег, а оставшихся в живых 40 девушек немцы, раздосадованные неожиданным и ожесточенным сопротивлением, расстреляли.
Рассмотрим к уже заявленным, еще несколько малоизвестных широкому читателю специальностей женщин-военнослужащих на фронтах Великой Отечественной. Так, расчеты минометов калибра 82 и 120 мм могли состоять полностью из женщин. Поначалу такие расчеты придавались формируемым женским стрелковым бригадам, но и потом, после отказа от подобных частей, минометчицы продолжали воевать уже в составе обычных подразделений. Всего за годы войны на этих сугубо мужских должностях воевало до 6 тысяч женщин-красноармейцев. Почему сугубо мужских – а вот почему: миномет калибра 82 мм весил 60 кг, правда, разбирался на три примерно равные части; мина, вроде не тяжелая – 3,5 кг, но вот вьюк с тремя «лотками» (укупорка 9-ти мин) весит уже 47 кг, и как это таскать девчушкам, в которых в самих по 50?! А ведь таскали и стреляли, и попадали, и наносили урон врагу...
Одной из самых массовых военно-технических специальностей, в которой женщины широко заменили мужчин, являлась связь во всех видах. Здесь также существует интересный и характерный почти по всем специальностям, освоенных женщинами во время войны, разброс как в данных о численности войск связи на фронтах Великой Отечественной вообще и по процентному соотношению женщин в этих войсках, в частности. Так, по данным (): «женщины составляли 12% личного состава войск связи, а общая численность войск связи превышала 100 тысяч человек». То есть, женщин, получается, в войсках связи было «всего-то» 12 тысяч. Здесь же, ниже, цитирую, вопреки логике и здравому смыслу: «...сотни тысяч связистов награждены орденами и медалями». И этот ляп кочует от издания к изданию. Так сколько же было связистов: сто тысяч, или, все же несколько сот тысяч? Опять государственная тайна. В то же время из () следует, что курсами Всевобуча (только Всевобуча, существовали и иные) было подготовлено 45509 связисток. Вот эту цифру и примем за основу.
О женщинах-артиллеристах ствольной артиллерии сведений добыть не удалось, скорей всего их и не было. Но известны женщины-танкисты, причем весьма героические, управлявшиеся и с тридцатьчетверками. Но даже полностью женских экипажей не существовало и вот, думается почему: выстрел танковой пушки калибра 76 мм весит 10 кг, а гусеничный трак, менять которые приходилось регулярно с помощью лома и кувалды, весит 16 кг. С трудом можно представить себе такой женский ратный труд, а ведь справлялись...
И, наконец, вовсе малоизвестные факты. После катастроф лета 1942 года НКО была предпринята попытка пополнить ряды строевых частей женщинами путем формирования из них рот, батальонов и даже отдельных женских стрелковых бригад. В 1943 году только Рязанское пехотное училище подготовило 1388 женщин-командиров (младших офицеров). Также был сформирован 1-й отдельный запасной стрелковый полк, подготовивший 5175 женщин-бойцов и младших командиров. Кроме того, курсами Всевобуча за годы войны подготовлено 4522 станковых пулеметчицы, 15209 девушек стрелков-автоматчиц. Здесь неизвестно, сколько именно из окончивших Всевобуч попали в итоге на фронт, но надо полагать, не меньше половины, иначе зачем было их проводить? Только вот особой славы, надо признать, эти чисто женские формирования не снискали. Отдельных женских стрелковых полков не было, формировались полки смешанного состава: из двух обычных мужских батальонов и одного женского.
Особенности женской физиологии, а главное, психосоматики (ох, не зря весь спорт разделен на мужской и женский) приводили порой к полной растерянности личного состава под огнем противника или бомбежкой, потери контроля и панике – соединение превращалось в толпу плачущих, бросивших оружие – увы, как ни крути - но баб и девок в военной форме. Не их это дело! И здесь пример современной армии Израиля, где в армии служат и юноши, и девушки – не показателен (только любопытно взглянуть, как это они в одной казарме размещаются). Серьезной войны Израиль не ведет более 40 лет, а полицейские операции против безоружных палестинцев – совсем не война, а так – пейнтбол. Женщина водит машину аккуратно, осторожно, в щадящих режимах, но теряется в сложных дорожных ситуациях, когда надо принимать мгновенное решение, и уж тем более это касается воздушного боя на скоростях свыше 500 км/час – поэтому и были женщины-истребители в единичном количестве. Также теряется под обстрелом и женщина-пехотинец - увы! Горькая правда. Попытки командования организовать полностью женские стрелковые части, и даже смешанного состава, к успеху не привели.
А вот в военно-автомобильных частях, напротив, мужской контингент заменялся женским в массовом порядке – количество женщин (водителей и механиков) достигало к концу войны 50% списочного состава. С учетом того, что на балансе РККА к маю 1945 состояло 661 тысяча только автомобилей (а еще ведь трактора), получается количество женщин шоферов и механиков в военной форме достигало как минимум 330 тысяч человек. Сколько из них трудилось в прифронтовой зоне, а уж тем более сколько погибло при артобстрелах, бомбежках, подрывах на минах, да и просто в автоавариях – неведомо.
В рамках данной статьи, посвященной женщинам-фронтовикам, мы обходим тему участия женщин в партизанском движении, в подполье на оккупированных территориях, в диверсионных и разведывательных отрядах (Зоя Космодемьянская из их числа), шедших по ведомству НКВД-СМЕРШ. Сколько их было и сколько не вернулось – опять-таки тайна, даже через 70 лет. Мы только предполагаем, что было этих девчонок, как правило, добровольцев, десятки тысяч.
Для сравнения приведем количество женщин военнослужащих Вермахта на должностях санитарок, летчиц, зенитчиц, минометчиц, шоферов, пехотинцев и так далее. Так вот: их не было НИ ОДНОЙ. Немцы на поле боя обходились санитарами-мужчинами, да и в прочие мужские епархии фройляйн не допускали. Даже когда война пришла на территорию Германии, мы не знаем фактов участия немецких девушек ни в фольксштурме, ни в каких-либо развед- и диверсионных отрядах абвера. И кстати, характерно абсолютное отсутствие какого-либо партизанского движения при оккупации Германии союзниками. Получается, немецким девушкам было наплевать на рейх и фюрера, а вот у наших любовь к Родине - в крови, будь она хоть царская, хоть советская. (Также у наших союзников-британцев, справедливости ради, стоит отметить комплектование некоторых частей ПВО женщинами).
В начале Великой Отечественной, когда немцам среди масс военнопленных РККА начали попадаться и женщины в военной форме (санитарки и связистки на первых порах), те не могли взять в толк, что это обычные красноармейцы на низших должностях и подозревали в них замаскированных особо фанатичных комиссаров и политруков. Существовал даже специальный приказ, согласно которому женщины-военнопленные подлежали расстрелу на месте, и приказ этот методично на первых порах выполнялся. С лета 1942 г. немцы освобождали, все же, после «политической и расовой фильтрации» советских женщин-военнопленных, с условием их «вольного поселения» или же отправляли на работу в Германию, а за отказ от перехода в категорию гражданских рабочих (а такие случаи были не единичны) могли отправить в концлагерь (женский лагерь Равенсбрюк). Кошмар лагерей военнопленных для женщин был втройне усиленным просто потому, что они – женщины.
Теперь попробуем скорректировать традиционно принятую цифру 800 тысяч женщин-военнослужащих на фронтах Великой Отечественной. И не только на фронтах, в ближнем тылу (который часто в 41-м и в 42-м становился фронтом) служили и воевали зенитчицы ПВО, персонал армейских и фронтовых госпиталей, женщины-автомобилисты и так далее. Мы выяснили, в ПВО служило около 300 тысяч женщин, в военно-автомобильных частях – до 330 тысяч, в войсках связи не менее 45 тысяч, в стрелковых войсках и ВВС – до 30 тысяч, на флоте – 24 тысячи. Получается уже 730 тысяч человек. Далее приводим цитату из () « 700 тысячная армия врачей и среднего медицинского персонала, а также санитаров-носильщиков, санинструкторов и на фронте и в тылу была занята спасением раненых и восстановлением их здоровья». Из () следует, повторюсь, что женщин среди всего медицинского персонала было 60%, то есть 420 тысяч человек. Итак, мы насчитали не 800 тысяч, а уже 1150 тысяч женщин в военной форме, стоявших на учете наркомата обороны и наркомздрава. Это, опять же, без сотрудниц НКВД-СМЕРШ, партизанок и подпольщиц. Далее следует самая горькая глава – о потерях...
Потери среди женщин-военнослужащих отдельно никем никогда отдельно не выделялись, может, просто потому, что в СССР женщина была такой же тягловой единицей и рядовым бесполым строителем коммунизма, как и мужик. Такое отношение к женщине-военнослужащему характерно из следующего (). Цитата: «...по донесениям военных округов о количестве врученных военкоматами извещений родственникам на погибших и умерших лиц вольнонаёмного состава – всего 94662 человека» (это 1941 год). Здесь же честно указывается, что эти данные не полные, определить отдельно по «похоронкам» гендерную принадлежность погибшего(ей) не представляется возможным, так как в списках женщины зачастую, и как правило, значились просто «рядовой». Причем, надо полагать, здесь имеются в виду женщины-вольнонаёмные первых месяцев войны: персонал полевых лазаретов, эвакопунктов, банно-прачечных отрядов и т.п. Позже большинство таких военнослужащих были переведены в штаты РККА.
Из () следует (цитата): «По данным 29 фронтов боевые потери медицинского корпуса составили 210601 человек (безвозвратные – 84793). На поле боя осталось 88% санитаров и носильщиков» – вот уж поистине смертельная должность, и штрафбат не нужен. С учетом того, что женщины составляли до 60% всего медперсонала, безвозвратные потери среди женщин-медиков можно определить в 53500 человек.
Безвозвратные потери среди женщин-военнослужащих в строевых частях – стрелковые подразделения, пулеметчицы, снайперы, авиация – можно попытаться оценить пропорционально потерям РККА в целом. Но, здесь по безвозвратным потерям армии за время войны (погибшие, умершие от ран в госпиталях, пропавшие без вести, погибшие в плену) у различных авторов и исследователей существует расхождение буквально в разы: от благостных и сравнимых с потерями Германии и ее союзников на Восточном фронте 8,5 млн. чел. до жутких и фантастических 26, 4 млн. чел. (только армия, население само собой, дополнительно). Общее количество военнослужащих, поставленных под ружье за все время войны (с учетом предвоенной численности армии, которая также различна у разных авторов) колеблется по разным оценкам от 34 до 40 млн.чел. Получается, что безвозвратные потери армии оцениваются как 25-60% от призыва. Считая, что женщин в строевых частях побывало как минимум 30 тысяч человек, потери составили от 8 до 18 тысяч человек. Потери женщин-военнослужащих в частях ПВО, в войсках связи, в автомобильных войсках без архивных поисков оценить невозможно даже теоретически. Ясно, что они были, но сколько?..
Остановимся, хотя бы, на известных нам теперь цифрах потерь среди женщин-военнослужащих в Великой Отечественной войне. Это, во-первых, 94662 вольнонаемного персонала первого года войны, 53500 погибших женщин медицинского и санитарного корпуса, во-вторых, и, в-третьих, не менее 18 тысяч женщин-военнослужащих, погибших непосредственно на фронтах. Получается 166 тысяч человек. В этой цифре, возможно, был двойной учет погибших женщин-вольнонаёмных и медико-санитарного персонала, но, повторюсь, данные совершенно не полные и оценочные. Мы не знаем потери среди женщин в частях ПВО, в войсках связи, на флоте и так далее; мы не знаем, сколько их погибло в немецком плену, сколько не вернулось с заданий по линии НКВД-СМЕРШ, сколько погибло в партизанской войне и в подполье в тылу врага – ясно, что сотни тысяч, но точных цифр нет.
ЭПИЛОГ
Как нам удалось выяснить, женщин-фронтовиков было все же гораздо больше общепринятой цифры в 800 тысяч человек - как минимум 1млн.150 тысяч. При этом неведомо сколько их воевало в составе партизанских отрядов и среди подпольщиков, сколько радисток и подрывников входили в диверсионные группы. Сколько при этом погибло женщин-военнослужащих точно установить невозможно и отдельно таким подсчетом едва ли кто занимался. В данной статье установлена грубо приблизительная и далеко не полная цифра в 166 тысяч погибших женщин-фронтовичек. Это как минимум. (А вы попробуйте представить себе эти тысячи на одном поле).
Вот мы говорим «женщины», а в реальности были то девчонки 18-25 годов, молодые, цветущие. Не бабское это дело – воевать, а пришлось...
Как бы там ни было - и в дни Побед, и в дни Скорби - не забудьте помянуть и их - молодых,красивых, разбросанных в братских могилах от Волги до Эльбы.
«Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…»
Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах…
Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич «У войны – не женское лицо» – одной из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. Книга переведена на 20 языков и включена в школьную и вузовскую программу:
- «Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, - не пускали меня бойцы, - видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее - и не верю. Дите!»
- «И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье - то появится, то скроется, - я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело - ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…»
- «И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом - вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет - это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием - медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек - орден Красной Звезды, за спасение сорока - орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти - орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»
- «Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»
- «Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы - вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять - «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».
- «Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»
- «У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»
- «Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»
- «Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
- Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое - карточки, что такое - блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:
- Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали». - «И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
- Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
- Куда ранило?
- Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься - зубы скрипят. Вспоминаешь - где ты? Там или здесь?» - «Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я - тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы - понимаете?»
- «Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый - старший лейтенант Белов, мой последний раненый - Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов - балетный вес. Сейчас уже не верится…»
- «Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: «Старшина за бортом!» Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…
- «Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь - рожай девочек или мальчиков».
- «А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне - носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»
- «В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила - Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»
- «Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам – кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло – я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…»
- «Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…»
- «И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!»
- «Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались…»
- «У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…»
- «Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: “Скорей, сестра. Я еще повоюю”. В горячке…»
- «Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…»
- «Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…»
- «Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: “Ах, эти женщины!” И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: “Навоюют эти бабы…”»
- «Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была!»
- «Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок – тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: “Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали”. Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины – кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…»
- «Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…»
- «Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: “Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…” Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. “Что с тобой?” – “Да ничего. Натанцевалась”. А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин – крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: “Читай стихи. Есенина читай”».
- «Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза – бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: “Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет”. Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…»
- «Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: “Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую”. Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: “Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом”».
- «Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает – пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: “Как жаль, девочки”. Потом помолчала и улыбнулась нам: “Девочки, неужели я умру?” В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: “Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…” Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: “Дорогая моя, любимая доченька…” Возле меня стоит врач, он говорит: “Это – чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…” Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…»
- «Пробыла я у него один день, второй и решаю: “Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь”. Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу – идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю…»
- «Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом – другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: “Возвращаться за немцем или нет?” Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе – для любви. У человека оно одно».
- «Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: “Зачем ты порвала?” Она плачет: “А кто бы меня замуж взял?” – “Ну, что же, – говорю, – правильно сделала”. Еще громче плачет: “Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело”. Представляете? Плачет».
- «Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины – победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…»
- «Первая медаль “За отвагу”… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…»
На войне существуют и тесно переплетаются две основных стороны действительности: опасность боя и повседневность быта. Как отмечал Константин Симонов: «Война не есть сплошная опасность, ожидание смерти и мысли о ней. Если бы это было так, то ни один человек не выдержал бы тяжести ее... даже месяц. Война есть совокупность смертельной опасности, постоянной возможности быть убитым, случайности и всех особенностей и деталей повседневного быта, которые всегда присутствуют в нашей жизни... Человек на фронте занят бесконечным количеством дел, о которых ему постоянно нужно думать и из-за которых он часто совершенно не успевает думать о своей безопасности. Именно поэтому чувство страха притупляется на фронте, а вовсе не потому, что люди вдруг становятся бесстрашными» .
Солдатская служба включала в себя, прежде всего, тяжелый, изнурительный труд на грани человеческих сил. Поэтому наряду с опасностью боя важнейшим фактором войны, влиявшим на сознание ее участников, являлись особые условия фронтового быта, или уклада повседневной жизни в боевой обстановке. Повседневность на войне никогда не была приоритетной темой для исторических исследований, аспекты фронтового быта мужчин и женщин не акцентировались.
В годы Великой Отечественной войны участие женщин в боевых действиях и обеспечении нужд фронта получило массовый характер и стало социальным явлением, которое потребовало специального изучения. В 1950 - 1980-х гг. стремились показать ратные подвиги советских женщин, масштабы мобилизации и военной подготовки женщин, порядок прохождения службы во всех видах Вооруженных Сил и родах войск.В научных трудах М.П. Чечневой, B.C. Мурманцевой, Ф. Кочиевой, A.B. Жинкина в 1970 - 1980-х гг.были рассмотрены некоторые особенности женской военной службы, прежде всего, в деле их бытового обустройства, установления правильных взаимоотношений с сослуживцами-мужчинами. Признавая, что с приходом в армию женщины столкнулись с проблемами морально-психологического и бытового характера, исследователи все же оценивали положение женского контингента в ней как удовлетворительное, поскольку, по их мнению, политические органы и партийные организации сумели перестроить свою воспитательную работу.
Среди современных исторических исследований отметим проект “Женщины. Память. Война”, который реализуется сотрудниками Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета. Идея проекта - проанализировать индивидуальные и коллективные воспоминания женщин о войне в их соотношении с официальной историей, идеологическими ограничениями и политикой конструирования памяти (о войне) в СССР и Беларуси (во время и после советского периода). Таким образом, исследование повседневных аспектов фронтовой повседневности является актуальным и для регионов России, втом числе Брянской области.
Данное исследование основано на интервью с женщинами-участницами Великой Отечественной войны, а также воспоминаниях, опубликованных в региональной периодической печати, собранных как от женщин, так и мужчин, упоминавших какие-либо подробности фронтового быта.
Прежде всего, вспоминали обмундирование. Многие женщины говорили о том, что им выдавали мужское обмундирование: «В то время (1942г.) в дивизии еще не было женского обмундирования и нам выдали мужское, вспоминает Ольга Ефимовна Сахарова. - Гимнастерки широкие, в брюки можно двоим залезть…Нижнее белье тоже мужское. У ботинок самый маленький размер - 40-й…Надели это девчонки и охнули: на кого похожи?! Начали друг над дружкой смеяться…» .
«Солдатам выдавали шинели, а мне досталась простая фуфайка. В ней было жутко холодно, но других вариантов у нас не было. Ночами ею укрывались, то на голову натянем, то на ноги. На ногах у всех были кирзовые сапоги, тяжелые и неудобные. Зимой одевали по несколько пар носков, ноги сильно потели, были постоянно мокрые. Одежду не сменяли, лишь изредка стирали» .
Фронтовая медсестра Мария Ионовна Ильюшенкова замечает: «Юбки носили медсанбаты в приемном покое. На фронте юбки мешают, в них ничего не сделаешь» . Она находилась на фронте с октября 1941г. и вспоминает как самые тяжелые времена нахождение на Северо-Западном фронте зимой-весной 1942г. в лесах и болотах в составе конно-санитарной роты: «Медсестры еле успевали оказывать раненым медпомощь, пряча их в лесу, кюветах и воронках от снарядов и бомб. Если удается положить раненого на плащ-палатку или шинель и тащить его, то хорошо, а если нет, то на себе ползком по-пластунски под непрерывный свист пуль и взрывы снарядов вытаскивали их» .Подробно описывает свою одежду: буденовка, шинель не по росту, пуговицы на правую сторону. Женской не было. Все мужское: рубашки, брюки-галифе, кальсоны. Ботинки - для рядового состава, для женщин подбирали сапоги поменьше. Зимой были бушлаты, тулупы, шапка-ушанка и подшлемник, валенки, ватные брюки» .
Улучшения в одежде, некоторое разнообразие женщины связывали с успехами в войне: «Потом уже были чулки. Поначалу мы их шили их обмоток мужских. В конно-санитарной роте был сапожник и шил одежду. Восьми девушкам сшил прекрасные шинели из даже неположенного материала….» .
О том, как на фронте кормили, воспоминания разнятся, но все женщины связывают это с ситуацией на фронте: «Ольга Васильевна Белоцерковец вспоминает тяжелую осень 42-го, наступление на Калининском фронте: Наши тылы отстали. Мы оказались в болотах, держались на одних сухарях. Их нам сбрасывали с самолетов: раненым по четыре сухарика черного хлеба, солдатам по два» .
Как кормили в полевом госпитале в 1943г. вспоминает Фаина Яковлевна Этина:«Ели мы в основном каши. Самой распространенной была перловая каша. Были также «полевые обеды»: простая вода с рыбой. Деликатесом считалась ливерная колбаса. Мы намазывали ее на хлеб и ели с особой жадностью, она казалась невероятно вкусной» .
Мария Ионовна Ильюшенкова считает фронтовой рацион хорошим и объясняет это тем, что Северо-Западный фронт был очень тяжелым и войска старались снабжать получше: «Северо-Западный фронт - самый тяжелый. Нас кормили хорошо, только все сушеное: компот, морковь, лук, картошка. Концентраты - гречневый, пшенный, перловый в квадратных пакетах. Мясо было. Китай поставлял тогда тушенку и американцы присылали. Была колбаса в банках, покрыта лярдом. Офицерам дополнительный паек давали. Мы не голодали. Люди погибали, некому было есть…» .
Заметим, что пища иногда играет в воспоминаниях людей роль маленького чуда, связанного со спасением, освобождением, светлой страницей в жизни. Об этом мы нашли упоминание и в мужском рассказе о войне: «В госпитале я заболел малярией. Вдруг так захотелось селедки с картошкой! Казалось: съест - и болезнь отступит. И что вы думаете -съел и пошел на поправку. Во время обхода доктор мне говорит: молодец боец, поправляешься, значит, наше лечение помогает. А солдат, что лежал с нами в палате, возьми и скажи: так ему же не хинин ваш, а селедка с картошкой помогли» .
«Фронтовые сто грамм» женщины-ветераны вспоминают с улыбкой: «Да, действительно, для мужчин были фронтовые сто грамм, а мы, женщины, чем хуже? Мы тоже выпивали» .
«Сто грамм давали каждому. Я пила только в сильные морозы. Чаще отдавала на обмен. Меняла на мыло и на масло» .
Еще одним важным повторяющимся у мужчин и женщин повседневным воспоминанием о войне была жажда спокойного сна, усталость от изнуряющей бессонницы: «Бывало, мы дремали прями на ходу. Идет колонна: по четыре человека в шеренге. Опираешься на руку товарища, а сам спишь. Только послышится команда «Привал!» все солдаты мертвым сном спят» . О медсестре Евдокии Пахотник рассказывает ее дочь Людмила: «Мама говорила, что работали они в госпитале круглосуточно, − пишет ее дочь.− Только глаза прикроешь, как нужно вставать - эшелон с раненым солдатами прибыл. И так каждый день» . Женщинам более свойственно описывать войну не как подвиг, а тяжелый повседневный труд. Военврач Надежда Никифорова вспоминает свое участие в Сталинградской битве: «Нас отправили на пароходы, которые по Волге вывозили раненых из Сталинграда и отправляли в госпитали. Сколько раз пароходы обстреливали фашистские самолеты, но нашему повезло...На пароходе на двух врачей приходилось до пятисот раненых. Они лежали везде: и под лестницами, ив трюме, и на палубах под открытым небом. И вот обход: утром начнешь, к вечеру только успеваешь всех обойти. Отдохнем два-три дня - и снова вниз по Волге за ранеными» .
Ильюшенкова М.И. говорит о своих фронтовых наградах, когда вспоминает, как она вернулась в родную деревню: «Домой после войны мы с отцом возвращались вместе. К родному селу Петрищево на Смоленщине подходили рано утром. У околицы сняла военную форму, надела шелковое платье. Отец прикрепил на него ордена Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга»» .
Сложнее всего было обсуждать такую сторону быта женщины на войне, как гигиену, в том числе интимную. Конечно, в госпитале врачи могли взять горячую воду, спирт, бинты, вату, о чем вспоминают военврач Никифорова и лаборант Этина: «С этим делом было очень тяжело. Приходилось собираться с девчонками и идти всем вместе мыться. Одни моются, другие стоят и смотрят, чтоб мужчин рядом не было. Летом ходили на озеро, когда было тепло, а зимой сложнее: растапливали снег и мылись. Бывало, растирали друг друга спиртом, чтобы убить бактерии» .
Многие женщины остригли на фронте волосы, но медсестра Ильюшенкова с гордостью показывает фотографию с косой вокруг головы: «С такой косой я всю войну прошла. Мы с подружкой друг другу голову мыли в палатке. Снег растапливали, «сто грамм» на мыло выменивали» . Длинные волосы Ольги Ефимовны Сахаровой чуть не убили молодую девушку: «Взвод попал под обстрел. Легла на землю..., вжалась в снег. ...Когда обстрел закончился, слышу приказ: «По машинам!». Порываюсь встать - не тут-то было. Косы длинные, тугие…Схватились морозом так, что головы не повернуть…И крикнуть не могу…ну все думаю, уйдет мой взвод, а меня немцы найдут. На мое счастье, одна из девчат заметила, что меня нет. Пошли искать, помогли освободить косы» . Не все соглашаются с тем, что были вши. Но Ф.Я. Этина утверждает: «Вши были буквально у каждого! Этого никто не стеснялся. Бывало так, что сидели, а они прыгали и по одежде, и по постели, в открытую давили их, как семечки. Выводить их времени не было, да и толку, выводить надо было разом и у всех» .БелоцерковецО.В. вспоминает о бытовыхгигиенических трудностях в связи с тем, что в кино теперь часто приукрашивают фронтовую повседневность женщин: «Поспишь часа три-четыре, иногда прямо за столом, и снова за работу. Какая там помада, серьги, как порой в кино показывают. Помыться негде было, да и расчесаться нечем» .
О минутах отдыха на войне вспоминают следующее: «…Приезжали фронтовые бригады артистов…Собирались все в госпитале и пели песни. Очень нравилась песня «Темная ночь». …Был патефон, играли «румбу», танцевали».Сложнее спрашивать о взаимоотношениях с мужчинами. Все опрошенные отрицали факты домогательств, каких-либо угроз для себя лично, в основном ссылаясь на пожилой возраст солдат, рядом с которыми служили - 45-47 лет. Врач Н.Н. Никифорова вспоминает о том, что ей приходилось одной в сопровождении солдата-шофера и офицера выезжать за несколько десятков километров к раненому ночью, и только сейчас она думает о том, почему она не сомневалась и не боялась? Надежда Николаевна утверждает, что офицеры уважительно и церемонно обращались с молодыми врачами, приглашали на праздники, о чем сохранилась записка.
Итак, повседневный опыт войны, перенесенный и сохраненный женщинами, является значительным пластом исторической памяти о войне в ее бытовом каждодневном проявлении. Женский взгляд - это масса бытовых подробностей жизни на фронте без налета героизации. Очень трудно даются женщинам воспоминания о взаимной ненависти с населением освобождаемых стран, они не хотят говорить о том, испытывали ли насилие, приходилось ли им убивать врагов. Устные истории участниц Великой Отечественной войны требуют бережного сохранения и внимания исследователей.